Трудные выдались тогда годы в Болгарском Королевстве, неурожайные. Голодные времена наступили для народа. Тяжко жилось простым людям и в селах, и в городах.

Но то – простым людям, бедным труженникам. У богачей тоже были свои проблемы – как бы свое добро понадежней защитить от оголодавшей бедноты, а голода-то у них и не было.

На пастбищах богатого помещика, или, скажем, болгарского кулака Пенчи Пенчева по-прежнему паслись стада овец, коз, коров и быков. Не переводилось в его доме на столе и свежее мясо к обеду, и сыр, и масло, и молоко. А вот у окрестных крестьян – перевелось, и давно. Не осталось уж в их деревнях ни птиц, ни животных – все съели. И в лесах (помещичьих, кстати) зверя не осталось – кого охотники забили, а кто сам ушел от греха подальше. Вот потому, наверное, все внимание голодных крестьян приковано было теперь к Пенчевым пастбищам. При виде упитанных домашних животных у многих начиналось обильное слюновыделение, а в животе урчало – явные признаки голода. Однако жадный Пенчев не собирался ни с кем делиться. Не пронимали его ни мольбы, ни просьбы, ни слезы, ни угрозы. Да и кто бы осмелился угрожать ему –давнему приятелю Королевской семьи? Что делать людям? Сам не дает – без спроса взяли бы, да не подберешься к стадам. Злющие собаки их охраняют. Любого порвут.

А если дома – детей мал мала меньше, да жена, да родители старые, да и сам, честно сказать, слона бы съел?

Об этом думал молодой Ленчо Ленчев, медленно ползя по пастбищу в направлении к ближайшей корове. И, хотя собаки его пока не замечали (видно, помогло ему то, что намазался заранее остатками последнего съеденного вчера на ужин болгарского перца – это для отвлечения сторожевых псов), нервы были на пределе. В одной руке у него канистра на семь литров, а в другой – нож, это если собаки все-таки нападут.

- Ничего, - думал Ленчо, - вот доползу до коровы, вон той, самой здоровой, молочка маленько надою. Сыру сделаем, глядишь , и заморим червячка ненадолго.

Долго полз Ленча, обливаясь потом от жары и страха. Старательно обползал стороной встречавшиеся на пути колючки, камни и коровьи лепешки. Мухи и оводы кружили над ним, норовя сесть на лицо. Вот, наконец, он и в спасительной тени крупного рогатого скота.

Совсем выбился из сил. Внимательно огляделся Ленча : к счастью, собаки на другом конце луга, до следующей коровы метров двести пятьдесят, все тихо – можно приступать к надою. Ухватив корову за вымя, поднял он усталые глаза вверх... и обомлел. Не корова то оказалась, а бык!

Слёзы отчаяния сами хлынули из глаз. И тут же бессильная ярость помутила его рассудок! Полоснул Ленча ножом там, где должно было быть вымя. С диким ревом бык крупными скачками скрылся за горизонтом. Собаки с лаем устремились за ним. Опомнился Ленча, и ужас охватил его. Уж коль схватят его барские стражники, проблема в выборе казни перед ними стоять не будет. Тут даже и человеку полностью лишенному фантазии ясно что делать. При этой мысли у Ленчи по спине пробежали мурашки, снизу вверх, а лоб покрылся испариной. Резво вскочил он и пулей понесся в сторону ближайшей лесопосадки. Не разбирая дороги, через кустарник напролом – и потом долго петлял по лесу, запутывая следы.

Уже свечерело, когда он, изможденный, исцарапанный и усталый ввалился, наконец, в родную хижину. В прихожей его ждала любящая жена Фенча.

-Где ты шля... Боже ты мой!!! ЧТО это у тебя в руках, Ленча?!!

Тщетно стараясь отдышаться, Ленча медленно опустил глаза и взглянул на свои руки.

В правой – окровавленный нож, а в левой - такой же трофей.

– Ничего себе, видок! – мысленно усмехнулся он. – Выходит, это я с ЭТИМ в руках и бегал все это время по лесу... Теперь понятно, чего так шарахнулась врассыпную случайно встретившаяся ему в лесу незнакомая компания собирателей грибов... Канистру на лугу забыл...

-А, это... Это я молочка подоить хотел...Немного. –Взглянув еще раз на трофей, он повернулся к дверям.

-Пойду Жучке дам.

-Стой! Облезет Жучка... Самим жрать нечего... Не пропадать же добру,- Фенча пошловато хихикнула. – Какое-никакое, а всеж-таки мясо, - смущенно добавила она и потупилась, покраснев.

Блюдо получилось на удивление вкусным. И даже потом, когда голодные годы миновали, Фенча поделилась рецептом с подругами-домохозяками. Так блюдо обрело популярность и всеобщее признание.

Вот как это было... Нет, не так. Слишком жестоко. Лучше вот так:
 
 

Трудные выдались тогда годы в Болгарском Королевстве, неурожайные. Голодные времена наступили для народа.

Бедный крестьянин Ленчо Ленчев сидел в своей хижине и тупо расскладывал нехитрый пасьянс. Жена гремела на кухне пустыми кастрюлями, по двору с визгом носились голодные детишки.
В животе постоянно и на разные лады урчало – очевидно, признак голода.
Вот уж который день он сидел так, думая о еде. Вчера съели последний болгарский перец.
А что есть сегодня? Завтра? Чем семью кормить?
Вошла жена, Фенча.
-Все сидишь?
Ленчо вопросительно взглянул на неё и горько усмехнулся.
-А куда бежать? Ты что, поесть чего-то нашла?
-На охоту сходил бы, что ли.
-Охота в помещичьих лесах строго запрещена. Под угрозой смертной казни. Ты же знаешь... Что, в могилу меня свести хочешь?
-Ну, на рыбалку...
-Какая рыбалка в период нереста? Штраф с конфискацией орудий лова... Будут ещё предложения? А? Кладезь идей...Думай, прежде чем говорить.

Ленча смешал карты и заглянул в помятую пачку “Родопи”. Последняя...

-И так голова с голоду пухнет... Сходи в сельпо за сигаретами? Скажи – деньги будут, заплачу.

Фенча тяжело опустилась в старое продавленное кресло.

-Вон, братец-то твой, небось не голодает...
-Да-а... –покачал головой Ленча в знак согласия, - уж тот не голодает. Совсем одичал, кулачина! Уж сколько праздников выпало на ту посевную... Похороны старого Короля – неделю... Коронация Нового – неделю... Эта, как её... Иннагурация! Неделю, - загибал пальцы Ленчо, вспоминая полные всеобщего веселья дни народных гуляний, - Все гуляли! Только его ни разу там не видел. Ни ррразу !!!
-Да, -согласно закачала головой Фенча, - А тот, новый праздник – День Труженника – неделю...Так ему и праздники нипочём. Всё не как у людей! Ох, накажет его Бог...

Пасьянс, наконец, сложился и Ленча удовлетворённо откинулся на спинку стула.

-Вон, корову забивает, - помолчав, добавила Фенча, с надеждой глядя на мужа.
-Корову? – насторожился тот, - Кто? Пенча?
-Ну. Может, сходишь? Брат, всё-таки...
-Схожу, схожу... Давно братца не видал, - Ленча начал быстро собираться, - родные, как-никак.

Часом раньше, в трёх дворах от Ленчиной хижины. В доме зажиточного крестьянина Пенчо Ленчева.
Оставив в прихожей ящик с инструментами, в горницу вошел Хозяин.
-Сделал, - с гордостью проинформировал он жену, - Как новенькие теперь. Сто лет прослужат!
Та оторвалась от швейной машинки:

-Молодец! Голодный? Там курица в духовке... Да, совсем забыла тебе сказать. Там Тодор вернулся с города... Говорит, цены на мясо втрое подскочили.
-Втрое, говоришь? Происходит, значит, сближение гастрономии с астрономией...
-Что?
-На гастрономические товары цены астрономические.
-А-а.

Супруги обменялись понимающими взглядами.

-Так что, забьем корову?
-А на молоко – вчетверо!
-Да-а...Коровы нам нужны живыми. Тогда – бычка?
-Производителя?
-Так старого забьём. Тот уже кроме навоза ничего и не производит.
-Пожалуй. Кстати, в город поедешь – прихвати это, - Мирча кивнула на аккуратную стопку пошитых сарафанов, - отдашь моей реализаторше на лоток.
-Добре. Ну, не будем терять время. Время – левы. Где сыновья-то?
-В сарае. С новым трактором возятся.
-Новым, - рассмеялся Пенчо, - не всякая только что купленная вещь – новая... Развалюха, конечно. Ну да они его до ума доведут, это точно. Пойду кликну, устроим старому корриду.
-Ну, давайте, торреадоры.

Ленча осторожно отворил калитку и зашёл во двор. Так и есть: оба Пенчевых лоботряса разделывают тушу.

-Привет, ребятки!- поприветствовал он племянников, - Как дела, как школа?

Те, окинув его хмурыми взглядами, пробурчали ответное приветствие.
Сам Пенча восседал за столом под раскидистой грушей и обсасывал куриную косточку.

-О! Братец пожаловал! – удивленно воскликнул он, -Какими судьбами?
-Да вот, проходил мимо, дай, думаю, навещу родного братца!
-Сто грамм выпьешь?
-Выпью!
-Ну, рассказывай, как семья, как жизнь?

Залпом осушив стопку ароматной ракии, Ленча горько вздохнул.

-Да какая там жизнь... Голодаем, братуха. Веришь, с голоду пухнем !
-Верю, - сочувственно изрек Пенча, - Тяжелые времена настали... Эх, может меньше стоило веселиться-то на посевных?
-Да какое там веселье, - постарался отшутиться Ленчо, - Одно похмелье...

Пенча кашлянул.

-Кстати... Следующие праздники не пей так много.
-Да? Ладно. А чего?

-Да шумный больно становишься...
-Кто? Когда?! – насторожился Ленчо.
-Не помнишь что-ли... Кричал что-то под самыми окнами в три часа ночи...
-Я?!! Что кричал?
-Да я не прислушивался. Ругался на кого-то... Не знаю, кто там тебе наперчил чего. “Кулачина позорный” кричал, угрожал кому-то...
-А! Это я на соседа напротив, - не на шутку испугался Ленчо, - У меня, понимаешь, напротив сосед живёт, а напротив – я. Такой, знаешь, гад! Такой... Вот на него это кричал я. Это я на него кричал. Такой, знаешь, гад !
-А. Так ты больше не пей. А то гад – он, а под окнами кричишь – моими.
-Ошибочка вышла. Маленько перебрамши. В голове одно, а ноги, видно, к родному братцу тянут.

Братья немного помолчали, и Ленча решил сразу перейти к делу.

-Слушай, Пенча. Не одолжишь ли пару килограмм мяска?
-Да что ты, Ленча! Сами, поди, не жируем...
-Так коровку ж забили...
-Да какую там коровку ! Быка ! – Пенча воздел указательный палец кверху, - Производителя ! Не от хорошей же жизни. Всё на продажу, Ленча, все на продажу...

Ленча заметно приуныл.

-Ну чем я могу тебе помочь, братка... Вот разве, если не побрезгуешь...
-Не побрезгую! – с готовностью воспрянул Ленча, расплываясь в улыбке.

Пенча подошёл к туше и отхватил от неё интимную часть. Улыбка застыла на Ленчином лице. Дворовая собака Жучка с тоской глядела, как уплывает от неё лакомый, весьма солидный, кусочек.

Фенча ,с нетерпением ожидавшая у ворот, испытующе вглядывалась в лицо мужа.

-Ну что? Ну что?
-Вот, - Ленча предъявил ей бычье достоинство.
-Да-а... Ну, братец у тебя... – скривилась супруга.
-Родственников не выбирают ! Фенча, ты же знаешь !
-Да ладно...
-Ты пойди у своих хоть что- нибудь выпроси. Они тебе, - Ленча захихикал, -Они тебе не то что бычьего...
-Ну, хорош языком трепать. Пойду, попробую чего состряпать.

Минули голодные годы... Жить стало гораздо лучше, намного веселей.
Ленча сидел во дворе за столом и пил чай. По двору бегали куры, в загоне блеяла коза.
Калитка отворилась и во двор вошел Пенча с целлофановым пакетом в руках.

-Мир Дому, братка!
-Пенча?! – брови младшего брата удивленно взлетели вверх, - Какими ветрами тебя... Ну, заходи, заходи.
-Решил, понимаешь, проведать братишку. Ракию-то пьёшь?
-Пью, чего ж не пить.

Пенча достал из пакета и поставил на стол литровую бутыль ароматного напитка.

-Давненько не виделись.

Братья выпили по первой, покурили, поговорили немного за жизнь.

-Да-а... – задумчиво протянул Пенча, - Я вот, грешным делом, думал, может ты обиделся тогда...
-Когда?
-Ну, в голодные годы-то. Помнишь, бычка мы забили.
-А! Ты про гениталию, что-ли? – Ленча рассмеялся, - Чего ж обиделся? Фенча такое блюдо приготовила – пальчики оближешь!
-Правда?! Понравилось вам? Вот славно, - радостно засуетился Пенча, шурша пакетом, - А мы, понимаешь, сегодня опять бычка закололи, вот я и вспомнил, вот я и подумал...

Он вывалил на стол завернутую в газету свежую, отнюдь не филейную часть бычка.

-Вот, оцени. А то мы, понимаешь, это не едим, а...

Ленча присвистнул:
- Славный был бычок! А что, сейчас Фенча и сварганит. Под ракию. Фенча!!! Фенча!!!! Иди сюда, возьми вот, приготовь наше фирменное.

Так Пенча был вынужден попробовать новое блюдо. На удивление, оно ему понравилось и так далее.
                                                                              Часть 3

На причале было людно. Мающиеся от безделья докеры лениво обсуждали последние спортивные новости. Многочисленные владельцы виски-водочных заводов, в ожидании прибытия с Кубы транспорта с сахаром, шумно переговаривались и сетовали на неурожай сахарного тростника.

Ослы, запряженные в телеги, громко кричали, ожидая поклажи. Беспощадно палило солнце, по лицам в тенях сомбреро струился пот. Сидя на тюках с копрой, Хуан Родригес Педро Мария Пабло де ла Ривейра, хозяин небольшого водочного заводика в Вилла де лас Трес Ратас неспешно беседовал с коллегой из Сан Маньянас, истекающим потом полным человечком.

-До войны с Гондурасом наладил было производство банановки. Но этот, знаете, приторный сладковатый вкус... Никак не мог от него избавиться. Ну разве будут настоящие мачос пить сладкую водку? В обшем, не пошло дело. А потом и вовсе поставки бананов прекратились, эта политическая нестабильность...
-Да, омбрэ... В прошлом году подписал весьма выгодный контракт с одним фазендейро из Колумбии. Отличный сахар по сходной цене. Ну, думал, пойдет теперь дело. Только перевел предоплату – и пожалуйста... Слышали, наверное, последнее восстание индейцев? Нет? Все плантации сгорели!
-А пункт о неустойках?
-Какие неустойки, кьеридо? Кто будет платить неустойки? Фазендейро? Так его давно сожрали койоты.
-Ай-яй-яй-яй-яй....Да-а... Мучас проблемас, мучас...
-Да, омбрэ. А что сейчас? Посмотрите на этих людей – сырья нет, продукт производить не из чего. Все надежды на Кубу... А я скажу вам по секрету – на Кубу тоже надежда малая. Во-первых, там в этом году тоже урожай крайне низкий. Вы помните, какое было лето? Тростник выгорал. Во-вторых, - толстяк заговорщицки оглянулся и понизил голос,- Мой кузен недавно вернулся из Мехико, так там говаривают, что грингос снова готовят эмбарго против Кубы!
-Да что вы?!
-Да, омбрэ, да... И нам с вами крупно повезло, что мы получим хотябы этот сахар. Кстати, большую партию ждёте?
-Не так, чтобы очень, но... Мас о менос. Надеюсь протянуть до следующего урожая. И потом, учитывая нынешние цены на водку, думаю, не так все и плохо.
-Да, это –да... Цены сейчас – как никогда. А как вам эти очереди у винно-водочных? У народа жажда... Лос хенте нужна водка.

Толстяк достал толстую сигару и закурил. Вынул из кармана большие круглые часы на массивной цепочке, ловко откинул крышку, посмотрел время и покачал головой.

-Запаздывает...А эти грингос со своим сухим законом? Вы знаете, амиго, когда я...

На причале возникло какое-то движение. Все устремились к мелькающему в толпе человеку в белом костюме и белом сомбреро. Приятели резво вскочили и поспешили в толпу.

-Управляющий порта, - на ходу проинформировал Хуана всезнающий толстяк.

-Спокойствие, сеньоры, спокойствие! – человек в белом поднял руку. Толпа галдела.
-Не скажу ни слова пока ни наступит полная тишина! – управляющий говорил, не вынимая дорогой сигары изо рта.
Гомон немного притих, на продолжавших шуметь зацикали.
-Сеньоры, транспорта не будет! Как мне только что сообщили, транспорт “Вьенто де ла Либере” был выброшен ураганом на рифы и затонул вместе со своим грузом!
Теперь наступила полная, зловещая тишина. Слышно было, как где-то в городе поёт одинокое банджо. Ишаки перестали жевать сено и подняли морды. Докеры молча засобирались домой.
В обеих руках управляющего на всякий случай мгновенно появилось по кольту. Ловко вращая револьверами, он медленно пятился спиной к своему красавцу-мустангу и продолжал спокойно вещать громким, уверенным голосом, не выпуская сигары изо рта:
-Весьма сожалею, сеньоры! Все претензии к урагану Феличита! Расходитесь-ка лучше по домам.
Пользуясь наступившим замешательством и оцепенением, он ловко, не оборачиваясь, запрыгнул на своего скакуна и, пришпорив его, быстрее ветра ускакал, оставив за собой лишь облако медленно оседающей пыли.
Еще некоторое мгновенье длилось безмолвие. Из открытого рта толстяка сигара выпала на живот и прожгла в его новеньком пончо большую дырку. Внезапно тишина взорвалась яростными воплями и отчаянными ругательствами. Разгнвванные водочные воротилы палили из револьверов в воздух.
Кто-то случайно даже подстрелил чайку и она шлепнулась на головы беснующейся толпы.
Дав выход эмоциям, люди начали расходиться, и вскоре пристань опустела. Лишь остались лежать несколько слабонервных предпринимателей, которые в угаре ярости застрелились тут же, на причале.

Повозки Хуана и толстяка оказались стоящими рядом.

-Всё, конец. Я – банкрот! – севшим от ругательств голосом обреченно объявил толстяк, запрягая своего мула.
-Думаю, что не только ты, амиго, - горько усмехнулся Хуан, - Чем думаешь теперь заниматься?
-Чем! Чем может заниматься омбре в нашей сумасшедшей стране и в наш безумный век? Не опасаясь подвохов и неприятностей на каждом шагу?! Есть конь, есть пара револьверов и сомбреро. Буду грабить почтовые поезда...
Хуан с сомнением посмотрел на пыхтящего толстяка. Они разъехались, погруженные в свои думы.

Была зима печально знаменитого 18.... года. Великий алкогольный кризис, охвативший всю центральную и большую часть южной америки, начинался.

Не таков был Хуан, чтобы отчаяться и cдаться. Рассчитав рабочих, он вынужден был, конечно, прикрыть свою скромную фабрику. Но горожане ежедневно приходили к нему. Они просили, умоляли, требовали водку. Кто потрясал револьвером, а чаще – предлагали баснословные цены всего лишь за одну- единственную бутылку. Тщетно пытался Хуан объяснить им, что водки попросту больше нет. Он терпеливо рассказывал про войну в Гондурасе, восстание индейцев в Колумбии, выгорание тростника на Кубе и жестоких грингос со своим эмбарго. В ответ он слышал неизменное:

-Я понимаю, Хуан. Но – всего лишь одну бутылку.... Я заплачу, и щедро заплачу.
-Каррамба! Ты, ихо де ла перрa муй ступидо ентре де лас перрас!!! Не тебе ли я сейчас битый час объяснял, что водки нет?!!!!!
-Понимаю, Хуан, понимаю, - пропуская мимо ушей оскорбления, отвечал очередной проситель, - но... всего одну бутылочку, Хуан. Деньги у меня есть...

-Ну не из чего мне её гнать, не из чего! – жаловался он жене, когда та, собрав чемоданы, уходила от него к торговцу молоком, - сахару нынче не сыщешь во всей Мексике... Что, из кактусов гнать её, что ли?
-Да хоть из кактусов, - рассудительно и спокойно советовала ему бывшая уже супруга, - хоть из собственного дерьма... Мне-то что...
 

После ухода жены Хуан чуть было не запил, но вспомнил , что – нечего. Взяв мачете, вышел он за двор и яростно принялся рубить растущие там в изобилии кактусы.
-Из кактусов, говоришь... Ну что ж, будет тебе из кактусов... – горько приговаривал он.
Исколотый, весь в занозах принес он исходящие зеленым соком обрубки во двор. Открыл дверь пустующего цеха...

Хуан удрученно рассматривал полупрозрачную жидкость в пробирке. С сомнением подносил её к глазам, носу.

-Эль Дьябло... Что-то получилось! – удивленно бормотал он, - спиртом пахнет... горит... Неужто что-то получилось?!
Несколько раз он порывался выпить жидкость, но – опасливо останавливался...

Наконец, терзаемый сомнениями, он позвал соседа, старика Мигеля Гарсиа. Старик Мигель утверждал, что является прямым потомком некогда жившего в этих краях народа Инков. Хуана не смутило даже то, что он может прервать последнюю нить древнего рода.

Старик с невозмутимым видом взял предложенный ему стакан и без колебаний выпил. Крякнув, он отер рот уголком старого, залатанного пончо.

-Ну как? – нетерпеливо спросил его Хуан.
-Текила, конечно... Но вставляет, - с мудрым видом ответствовал старик, - Ну-ка, плесни-ка ещё...
-Ну как? – тупо повторил Хуан, подождав, пока старик выпьет второй стакан.
-Как, как... Текила, она и есть. Ну, давай уж по-третьей... Расспробовать надо.
Держа стакан в трясущейся руке, старик поинтересовался:
-Закусить-то есть чего? А то вкус, знаешь, у твоей текилы...
Хуан окинул взглядом пустой стол. На глаза попался ссохшийся лимон и Хуан рубанул его острым мачете.
-Терпеть не могу кислого. Хотя, солёный огурчик, не помешал бы, - запривередничал старик.
-Нету огурчика, падре, - Хуан схватил солонку и без раздумий опрокинул её на лимон, - Пей!
Старик выпил и закусил неспеша.
-Ну, так - оно вроде получше. А то вкус, знаешь... Текила, одним словом.
-А что такое текила, падре?
-Эх, мучачо... Надо знать древний язык народа, на земле которого живёшь. Текила – значит дерьмо собачье, - язык старика заметно заплетался.

Раздался стук в окно. К стеклу прилипла носом чья-то красная рожа.
 

Тремя днями позже Хуан оседлал своего мула, пересчитал деньги, вырученные от продажи нового напитка и зарядил пистолеты – предстояла долгая дорога в столицу.

В столице он первым делом выправил надлежащим образом патент на производство крепкого напитка “Текила”. Затем направился в редакцию популярной газеты “Вердад”, в отдел рекламы.
Выйдя оттуда через час, он заглянул в свой опустевший кошелёк, сел на мула и поехал домой.

Ровно через три месяца он вернулся, чтобы продлить договор о рекламе. Заведующий отделом рекламы с трудом узнал Хуана в человеке, лихо прискакавшем на новеньком мустанге в сопровождении двух телохранителей. Одет тот был в шикарный белый, расшитый биссером костюм, с накинутым сверху элегантного покроя пончо, на голове его красовалось украшенное драгоценными камнями сомбреро ( не дешевле двух сотен песо, как утверждал потом сослуживцам зав.отдела). На шикарном поясе лихо болтались в кобурах два инкрустированных золотом кольта последней модели. Приехавший уверенно вошел в кабинет и широко улыбнулся золотозубой улыбкой.

                                                                                        Часть  4

Яков Иваныч вышел в темные сени. Споткнувшись обо что-то, он нащупал деревянный бочонок и поднял тяжелую крышку.

-Фу-у... Блин !
В нос ударила кислая сероводородная вонь.
-Марфа ! Марфа !!! Подь-ка сюды... – зычным голосом позвал он.
Дверь в горницу отворилась, и в её проёме, в тусклом свете лучины возникла дородная фигура его супруги:
-Чай звал? Яков Иваныч?
-Чай звал. А ну, подь-ка сюды. Это што такое?!
-Это? – подсветив себе лучиной, Марфа виновато засуетилась, - Дак ведь это... Капуста это, Яков Иваныч!
-Капуста, говоришь. Твоих рук дело?!
-Ой, моих, Яков Иваныч, - заскулила жена.
-Ну, расскажи, как это ты столько капусты сгубила? И пошто, расскажи !
-Третьего дни бес попутал, Яков Иваныч ! Стушить хотела, нарезала вот, дак ведь вы картошки с луком захотели... Вот я и...
-Забыла, про капусту-то, - с притворной участливостью закончил за неё грозный муж.
-Это сколько ж ты её сгубила?! – заглянул он в бочонок, светя догорающей лучиной.
-А как же экономия? А как же семейный бюджет? – скорбно кидал он тяжелые укоры жене, заводясь.
-Сарафан, говоришь, новый справить надобно... Кокошник, говоришь, совсем сносился... Будет, будет тебе и сарафан, будет и кокошник.
Поняв, что об обновках теперь можно надолго забыть, Марфа тихо заголосила.
-Реви, не реви теперь, будет тебе наука, как продукт -то переводить. А то штож ты думала? Пуд капусты сгноила...
-Да не сгноила я ! – робко посмела возразить женщина, - Третьего дни ж только ! Может она того, не шибко порченная-то? Может попробую ишшо стушить-то?
Яков Иваныч недобро усмехнулся в темноте и, щелкая зажигалкой, запалил новую лучину.
-А как же! Конешно, не шибко порченная... Свежая совсем капустка-то. Вот ты теперь ею неделю питаться будешь. А ну, жри капустку-то! Жри, свеженькую !!! – ноздри его яростно раздувались, разгневанное бородатое лицо в тусклом свете лучины выглядело ужасающе.
Моментально уловив настроение мужа, Марфа покорно запустила ладонь в мокрую, склизкую вонь.

Затем, закрыв глаза и затаив дыхание, поднесла пригоршню ко рту и принялась жевать. А потом – еще пригоршню. А затем –еще. Конечно, это уже был перебор. Достаточно было и одной пригоршни, думал Яков Иваныч, смягчаясь. На четвертой пригоршне он почуствовал легкий приступ тошноты, а на пятой – острую, пронзительную жалость к жене.

“ Да что ж это я, изверг, делаю-то? С родной-то женой?!!” сверкнула мысль в мозгу.

-Полно, Марфа, полно !
Почуствовав изменения в настроении мужа, Марфа проворно достала большую бутыль с самогоном и налила полную чарку.
-А ты выпей, кормилец! И не серчай на меня, нерадивую... – и она снова запустила руку в бочонок.
Яков Иваныч чуть не поперхнулся водкой.
-Да говорю ж тебе, полно, Марфа!
Супруга виновато улыбнулась:
-Да оно, вроде как, вкусно...
-Что вкусно, Марфуша? – мягко спросил Яков, почувствовав, как холодеет спина. Уж не тронулась ли умом жена с перепугу? Неужто с ума свел родную супругу за пуд капусты?!!
-А капустка – то. Вроде как и вкусная.
Всепоглощающая волна раздирающего душу раскаяния накатила на Якова Иваныча. Хотелось рвать на груди рубаху, бить лбом о пол, моля о прощении.
-Ну, коль вкусная, вместе и поедим... Вместе и поедим... А потом – сарафанчик, да кокошник...
Борясь с отвращением, он опрокинул в рот горсть гнилой капусты. А потом –еще одну.
-Леший меня дери. А и действительно –вкусно. Вот, чудеса-то !
Доедали уже за столом, в горнице.
-Похоже, Марфа, открыли мы новое блюдо, - весомо заявил Яков Иваныч, утирая бороду салфеткой, - А сок-то, чистый квас !
-Как назовем блюдо-то? – поинтересовалась успокоенная женщина, - “Гнилая капуста”? А может - “подгниленная” ?
-Нет, - подумав, авторитетно сказал Яков, – Назовем : “Капуста квашеная”.


Это открытие вызвало целый ряд последовавших за ним экспериментов, начиная от огурцов, помидор и яблок и заканчивая арбузами.

                                                                           Часть  5.