Тут я увидел зайца.
Он стоял возле космолета и смотрел на красный песок,
На опаленные посадочные шахты, на пять зданий Марсопорта;
Глаза у него были огромные, словно блюдца. На его лице, казалось,
Было написано: “ Марс! Вот это да!”

Корабли стартуют с ускорением порядка двадцати g, и зайца,
У которого нет специальных средств защиты, сплющивает в лепешку.
Если он при этом и уцелеет, его прикончит радиация. Или же он
Задохнется в невенттилируемом трюме, не успев добраться до каюты пилота.

Власти стремятся сохранить все, как есть. Мне кажется, что они заходят слишком
Далеко, подавляя даже самый безобидный индивидуализм, но кто я такой, чтобы судить?
По всей вероятности, лет через сто или около того станет полегче, но для зайца, живущего
В наши дни, это слишком долгий срок.

                                                                                      Р. Шэкли

Оставалось проверить трубу, когда моя портативная морская УКВ радиостанция заскрипела капитанским голосом:
- Второй, чем занимаетесь? Лоцман на борту, трюма не закрыты, стрелы не уложены...

Я поморщился от неудовольствия и завязал, как обычно, тройной диалог. Это когда слышишь одно, думаешь другое, а говоришь – третье. Может, и четверной, не знаю, как там с мыслями у моего нудного собеседника. Честно говоря, наличие таковых у меня всегда вызывало большое сомнение...

“ Лоцман на борту... Какого черта он приперся на пол-часа раньше? Мог и с вечера с таким же успехом заявиться, так что с того? Трюма не закрыты, стрелы не... А с какой радости им быть закрытыми и уложенными, если выгрузка закончилась три с половиной секунды назад ?!” – возмущенно клокотало у меня в душе.
- Мы не можем закрывать трюма, когда там еще работают рабочие, и укладывать стрелы, когда ими еще выгружают. Во втором трюме еще форклифт, - с металлическим спокойствием робота заметил я.

-Форклифт уже давно выгрузили ! Закрывайте трюма, стрелы – по-морскому и отходим!- сварливо
возразила рация.

Я с ненавистью посмотрел на неё. Хрястнуть бы её о палубу ! Хотя, она-то тут при чём...
“Давно” – это минус полторы минуты. Приблизительно столько ещё потребуется чернокожим докерам, чтобы завершить подъем форклифта из трюма и поставить на берег. Ну да ладно, разве кое-кому что докажешь?

- О кей. Прекращаем поиск стоуэвэев и идем закрывать трюма. Зачем их искать, действительно? В Англии сами повылазят.

Наверное, моя язвительная покладистость попала, таки, в цель. Тембр голоса рации достиг апогея гнусности:
- Не надо ПРЕКРАЩАТЬ поиск, Второй! Вы там с матросом ? Матроса – на трюма, а сами - продолжайте!    И имейте в виду...

Я нажал на тангенту, прервав поток словоблудия, и отвел руку с шипящей помехами рацией в сторону. Молчаливый матрос-филлипинец открыл, наконец, металлическую дверь, ведущую в черное чрево трубы и невозмутимо уставился на меня с немым вопросом.

- Иди на трюма к боцману. Я тут сам... - кивнул я ему утомленно.

Теперь приведу необходимые пояснения для не моряков. Труба на судне, та, огромная, с эмблемой компании-судовладельца, ничего общего с печной трубой, или, скажем, дымовой заводской – не имеет, а служит для... Служит, скорее, для... В общем, функциональное предназначение трубы мне не до конца понятно. Впрочем, я – штурман, а не механик. Возможно, механикам это более известно, хотя я не уверен... Да, так вот. Она – огромна, эта труба. Но это вовсе не значит, что через неё только и валит в синее небо густой черный дым, как любят рисовать дети. Отработанные газы от двигателя, кстати, бесцветные, действительно проходят через неё, но посредством другой, гораздо более мелкой внутренней трубы. А в этой – полно всякой ерунды, какие-то трубопроводы всевозможных диаметров, металлические площадки, трапы... В неё можно зайти и спуститься по горячим металлическим ступенькам до самого грохочущего, пышущего жаром машинного отделения. В ней темно и жарко. Там можно играть в прятки, рискуя сломать себе шею или ногу. Дверь в нее, как правило, открыта, для притока свежего воздуха в машину, но он туда не идет. Зато оттуда - выходит, горячий, с запахом машинного масла и соляры. Там, в трубе, неуютно и жутковато. Редко кто заходит туда. Разве что моторист вывесит на просушку дырявые носки, или старый комбинезон; или матрос подвесит подвялить выловленную рыбёшку. Бывает, появится в черном проеме потный механик, комкая в руках кусок промасленной ветоши и жадно ловя ртом свежий морской воздух. Встретившись с вами взглядом, улыбнется затравленно и снова исчезнет в грохочущей жаре. Но всё это редко, очень редко. Нечего делать честному человеку в трубе.

Не мудрено, что именно судовая труба стала излюбленным местом для стоуэвэев. Стоуэвэи всех стран, в которых они есть, традиционно лезут в трубу, свято веря, что тут-то их никому не найти. Любой моряк знает об этом, и их моментально находят, если, конечно, ищут.

“Стоуэвэй” – это английский термин, сродни нашему “зайцу”. Если вы идете из африканского порта куда-нибудь в Европу или Америку – будьте уверены, что к отходу судна на нем уже будет сидеть в укромных местах пяток или десяток зайцев. Они едут из своей страны в поисках эфемерного счастья.

Некоторые гибнут в пути, забираясь в самые отдаленные и самые опасные места, других находят и высаживают сразу же, третьих обнаруживают в порту прибытия или в пути, сдают в руки полиции, которая отправляет их обратно домой. Иные, возможно, добираются до заветной цели. Находят ли они там счастье, или что-то другое – неизвестно. Мне жаль их.

Итак, я ступил в жаркую темноту. Где-то далеко внизу, под решетками площадок и в переплетении трапов, виднелся свет машинного отделения. Шаря по углам лучом фонарика, я спустился на одну платформу ниже. Пятно желтого света выхватывало из темноты бурые от окисления железяки. Я медленно повернулся и вздрогнул всем телом. На меня глядели два белых глаза. Я ударился обо что-то затылком. Под глазами зажглись такие же белые зубы. Ряд всевозможных мыслей вихрем пронесся у меня в голове, но я даже не обратил на них внимания. Оно было приковано к зайцу.

- Хэлло, - сказал, наконец , заяц приятным женским голосом.
- Хэлло, - ответил я, и неуверенно добавил – Выходи?
- Ни за что. Ты не волнуйся, я заплачу, сколько ты захочешь,- поспешил успокоить меня заяц на безупречном английском языке.
- Да я, собственно и не волнуюсь, - сказал я сипло, пожав плечами.

Шок начал постепенно сходить, и я смог разглядеть зайчиху. Она сидела в раскладном шезлонге, укрывшись пледом. “ Прикол”, - подумал я. Способность думать, видимо, уже вернулась.

Африканские девушки бывают разные. Круглолицые толстушки с крупными губами и носами, как, например в Сенегале или Гамбии, а бывают... Впрочем, какая разница, какие они бывают. Кстати, эти края славятся красотой местных дам. Жаль, стоянка была короткая...

- Ты одна?
- Да.
- А...куда ты едешь?
- В Англию.
- А, - вежливо кивнул я, словно стюарт у трапа пассажирского лайнера.

Поспешил я, пожалуй, с выводом, что возможность думать ко мне вернулась. Зайчиха, между тем, изящно потянулась, словно пантера, и вновь одарила меня ослепительной улыбкой.

Я почему-то смутился, как дурак. Кашлянув, попытался нарушить неловкое молчание:

- Тут не очень-то удобно ехать.
- Ужасно, - согласилась она.
- Знаешь, - я взглянул на часы, - ты подожди меня тут полчасика, я вернусь и что-нибудь придумаем.
- Хорошо.

На отшвартовке я что-то был рассеянный, пропускал команды мимо ушей и чуть не уронил рацию за борт. Наконец, наше судно вышло из порта, лоцман сошел на катер, улеглась суета. Странно, но зайцев на судне обнаружено не было. Повезло, наверное, нам…

Я думал только о том, чтоб кому-нибудь не взбрело в голову полезть в трубу. А вдруг кто-то из механиков уже... Я встряхнул головой, отгоняя дурные мысли и поспешил к своей находке.

Зайчиха бала на месте. Это было крайне рискованно, но все-же, если выйти из трубы через дверь, моя каюта находилась на этой же палубе. Каких-то десять метров. Если никто нам ни встретится, то...

На ходу в трубе совсем не так, как на стоянке. Грохот работающих машин оглушает, температура стремительно возрастает. В общем, моя зайчиха была жестоко разочарована и не собиралась провести здесь ни одной лишней минуты, а не то что ждать до вечера.

К счастью, никто нам не встретился по пути. На судне была тишина; видимо, люди отдыхали после сумасшедшей стоянки, утомительной выгрузки и отшвартовки. В другое время и я бы завалился спать без задних ног.

Оказавшись в каюте, я закрыл дверь на ключ и перевел дух. Моя гостья прошлась по каюте, осматривая её. Я поспешно пытался привести всё в порядок – убрал в шкаф разбросанные вещи, вытряхнул пепельницу. Не думаю, что после своей лачуги ей бы здесь не понравилось, но порядок навести следовало. Багажа у зайчихи, естесственно, не было. Небольшая заплечная сумка, только и всего. “Господи, такие красавицы вынуждены прозябать в нищете!” – думал я с болью в сердце.

Здесь, при свете дня, я украдкой разглядывал её. Что-то там я начал было говорить об африканских девушках ? То всё ерунда. Где-то я слышал бредовую версию об инопланетном происхождении африканской рассы. Глядя на мою гостью, я начинал в эту версию верить. Что-то было в ней неземное.Её одежда – обтягивающие джинсы и облегающая майка – подчеркивали совершенство её фигуры. Высокая, длинноногая, грациозная, словно пантера. Уже второй раз приходит мне на ум это сравнение. Это, видимо, из-за абсолютно черного цвета её кожи. Тонкие черты красивого лица. Длинные, густые волосы цвета тропической ночи. ..Нет, определенно она создана для лучшей жизни. Конечно, она решилась на рискованный шаг. Но что ждет её в далекой, незнакомой стране? Что может дать ей её красота? Поможет занять достойное место на подиуме? Или – на панели – припортовой проститутки? Может, и в этом её счастье...Всё же, лучше, чем помирать с голоду. Кстати, она же наверняка голодна. Надо сходить на камбуз – может, осталось что-то с обеда. Как она вообще думала преодолеть долгий путь без пищи? Сколько там уместится в её маленькой сумочке..

Так думал я, вытирая мокрой тряпкой пыль со стола, когда она прервала поток моих горьких мыслей.

- Отсюда можно позвонить?

Усмехнувшись, я обернулся и замер, тупо глядя на трубку мобильного телефона в её руке.

- Навряд ли, - наконец, выдавил я, - Далеко от берега... .А...кому ты собралась звонить?
- Друзьям,

Ну, ясно, друзьям. Ну, конечно – друзьям. Естественно – друзьям! А кому же еще? Я явственно представил себе её друзеё в лохмотьях, из тех, что поджидают моряков у проходной порта; как они с тревогой поглядывают на свои мобильники, чтобы услышать от неё долгожданное : “устроилась нормально”.

Несчастное, наивное создание. “И прекрасное”, - тут же что-то настойчиво добавило в моем мозгу.

Конечно, этот неожиданный фокус с трубкой достиг, в некоторой степени, желаемого эффекта – я был, таки, на минуточку ошарашен. По тем временам это была для меня диковинная штучка, в Одессе, например, мобильной связи тогда еще практически не существовало. Но вместе с живописными образами еёдрузей ко мне пришла и разгадка: в африканских портах доведенные нищетой чернокожие парни пытаются заработать любыми доступными способами, в этом им порой помогают припозднившиеся загулявшие одинокие моряки. Обычно, после весело проведенного по барам времени в объятиях подружек из числа местных, в их карманах остается все же еще немного деньжат. Ну, а если нет – можно найти разные интересные штучки : часы, например, золотые цепочки и прочее. Видно, в руки “друзей” попал какой-то подвыпивший европейский моряк. От него им остался в качестве трофея этот мобильник. Провожая подругу в дальний путь, они великодушно вручили его ей - на, мол, Мамба! Нам он тут вряд ли понадобится, а тебе, в ТОЙ жизни, наверняка пригодится.

Кстати, Мамба... Давно уже следовало познакомиться. Моя гостья оказалась обладательницей европейского имени Мэри. Наверное, уже вживается в образ англичанки.

Я принес с камбуза бутерброды и предложил ей холодного пива из холодильника. От пива Мэри ( ну чтож, Мэри, так Мэри) отказалась, зато после некоторого колебания согласилась на немножко виски.

Мы сидели друг против друга и потягивали виски с колой. Конечно, меня интересовал вопрос, как она попала на судно незамеченной. Допустим, ночью можно проскочить по трапу, но порт всё же охраняется полицией и всё такое...

- Мне помогли друзья, - ответила Мэри просто.

Опять эти друзья...

- А кто они? Докеры?
- А кто такие докеры?
- Ну, это портовые рабочие. Выгружают пароходы...

Мэри неожиданно рассмеялась.

- Нет, не докеры, - смеясь, ответила она.

Не понимаю, что в этом такого смешного. Неужели честная работа докера выглядит столь смешной в сравнении с сомнительного рода деятельностью, которой, очевидно, занимаются её друзья.

- Во всяком случае, твои друзья могли бы и получше побеспокоиться о тебе.
- Как? – поинтересовалась она, все еще пребывая в приподнятом настроении.
- Ну, хотя бы, решить вопрос о твоем питании в пути. Если бы я тебя не нашел... Если бы вообще тебя не нашли, ты думаешь тебе этого хватило бы? – я кивнул на её сумочку.
- А ты думаешь – нет? – изумилась Мэри.

Я пожал плечами. Откуда мне знать... Что я вообще знаю о них? Может, им одного сухарика хватает на три дня. Но, уж коль я взял на себя роль мудрого учителя, остановиться было нелегко.

-Вообще-то, Мэри, ты должна понимать, что не все может оказаться так радужно, как ты себе это представляешь.

Она широко распахнула глаза в немом вопросе.

- Ну, понимаешь, - продолжал поучительствовать я, - оказаться одной в незнакомой, чужой стране...

Мэри снова искренне развеселилась:

- Незнакомой? Я прожила там шесть лет !

Блин... Похоже на правду. Откуда бы еще такой превосходный английский...

- Кроме того, меня там будет встречать мой друг.
- Да сколько же их у тебя! – вырвалось у меня. Ревную, что-ли? Однако, как звучит: “Будет встречать!”
- Друзей у меня много, а он...он мой жених, - отвечала между тем моя зайчиха.

“Жених,- продолжал я злиться про себя.- Дэнди чертов. Сидит небось, на асфальте, торгует китайскими часами...Встречал я таких денди. Нужна ты ему. Да он же продаст тебя первому сутенёру! Или сам думает таковым стать.”

- Ты очень красива, Мэри, - сказал я почему-то, неожиданно для себя.

Гостья вежливо улыбнулась и внимательно взглянула мне в глаза. Мне показалось, даже слегка настороженно.

- Ты, возможно, даже не представляешь себе, насколько ты красива, - продолжал я тихо, не в силах остановиться. Тормоза не срабатывали, визжали и сыпали искрами. Чертов виски. – Я очень хочу, чтобы у тебя все получилось хорошо. И помогу тебе всем, чем смогу. Только...подумай, нужен ли он тебе, этот жених... Я дам тебе денег, столько, что тебе хватит на первое время, а потом...
- Но у меня есть деньги! – воскликнула Мэри удивленно, - И это я должна заплатить тебе!

Я не успел саркастически усмехнуться, потому что в этот момент моя гостья высыпала содержимое сумочки на стол. Какая-то косметика, разная женская ерунда, флакончик духов – недешевых, между прочим; и… и пару пачек стодолларовых купюр… Я нечаянно выронил стакан с остатками виски на стол. К счастью, он не разбился и я торопливо начал вытирать маленькую лужицу, стараясь не поднимать глаз. Похоже, я покраснел при этом, как влюбленный школьник.

- И потом, чем тебе не угодил мой жених? Я знаю его много лет, мы вместе учились в университете. В конце концов, он ждет меня!

Я лишь пробурчал что-то совсем уж несуразное про всех женихов, вместе взятых, продолжая сосредоточенно размазывать виски по столу. Фокус с мобильным телефоном уже не казался таким нелепым. Зато созданные моим воображением образы пресловутых друзей моей зайчихи с криками провалились в небытие. А вместе с ними и образ бедной, несчастной красавицы. Ничего нового, однако, моё услужливое воображение взамен не предлагало. Впрочем, надо брать себя в руки.

- Мэри, почему ты выбрала такой экзотический способ путешествия? Что тебе мешало, скажем, полететь к твоему бесценному возлюбленному самолетом? – ровным голосом спросил, наконец я,- и убери со стола эти деньги. Я не кондуктор, а проезд у нас бесплатный. Купишь, лучше, своему жениху...

Я вовремя прикусил язык, едва не брякнув очередную глупость. Последнее, конечно было лишним. Чего я привязался к этому придурку... К счастью, Мэри оставила мою едкость без внимания. Воспитанная, все-таки, девушка.

- Самолетом?! Когда мой папочка узнал, что я возвращаюсь в Англию, первое, что он сделал, это перекрыл для меня все аэропорты!

До вахты оставалось четыре часа. Как я все-таки устал... Надо бы отдохнуть перед вахтой. Правильно сделал твой бешеный папочка. Мой бы поступил именно так же. Кроме того, перекрыл бы вокзалы, захватил почты, банки и так далее. Могучий, видимо, у нас папочка. Чушь вяло текла в моих мыслях.

Что-то я приуныл. Наверное, потому, что еще никогда не перевозил чужих невест в своей каюте.

- О’кей, Мэри. У меня вахта с нуля часов, мне надо бы отдохнуть немного. Да и ты, наверное, устала... Я постелю тебе кровать, а себе – на диване. А ты мне расскажешь про своего жениха...

Идиот. Я. Надо бы уже контролировать свои слова. А то папочка перекроет мне кислород. Застилая свежее бельё, я уже совсем не был уверен в явных преимуществах моей каюты перед её лачугой.

- Ты уйдешь? Оставишь меня здесь одну?
- Видишь ли, Мэри. Я здесь, на судне, работаю. И моя работа заключается в том, что я стою вахты. То есть, не просто стою, конечно. В общем, управляю судном. Поэтому я не могу здесь находиться все время.
-Я понимаю. А можно я пойду с тобой?
- Нет! Ты лучше отдохни.

Стараясь быть немногословным, я улегся на диван. Я слышал, как моя гостья сходила в душ и тоже улеглась. Насколько я понял, она тоже так и не уснула, пока я не ушел на вахту. Может, моя кровать не достаточно удобна...

Кое-как я выдержал положенные четыре часа на мостике. В то время уже практиковалось вовсю, что вахтенный штурман несет вахту на мостике в гордом одиночестве. Меньше всего я думал тогда о вахте. Но вот о чем я думал – не скажу.

Тихонько отворив дверь каюты, я старался не шуметь, чтобы не разбудить мою прелестную зайчиху. Тускло горел ночной светильник. Мэри не спала.

- Мне было очень скучно, - проинформировала она меня грустно.
- Надо было спать. Когда спишь – весело, - заметил я поучительным тоном.
- Давай выпьем? – предложила Мэри.
- Давай, - согласился я почему-то. А на фига? Вообще-то в море я не пью, но... Не каждый день возишь чужих невест.

Мы сидели на диване. Тихо играла музыка. Так тихо, что не мешала нам говорить обо всем на свете и ни о чем. Потом мы легли спать. Пустой диван обиженно смотрел на нас.

До чего невыносимы стали мои ходовые вахты! Особенно дневные. В основном дневные. Только они.

Потомучто на ночных у меня появился помощник. Никто на судне не догадывался, что происходит на мостике с нуля часов до четырех утра. А там, в кромешной тьме штурманской рубки, в слабых отблесках экрана радара и тусклых лампочек приборной доски, порой происходило то, что могло явиться спящим членам экипажа лишь в самых... романтических, скажем так, снах...

Раньше я никогда не закрывал каюту на ключ. Увы, привычки меняются. Как меняются и люди. Старый капитан подозрительно косился на меня. Наверное, было с чего. Я похудел, стал покладист и вежлив; надо мной , едва различим, сиял ореол святого. Мой взгляд стал далеким и туманным. Мысли витали в облаках. На берегу это выдавало бы явные признаки влюбленности, но в судовых условиях... Может, легкое помешательство? Пусть так. Ведь никто не знал, что у меня в каюте живет самый прекрасный заяц в мире.

Страсть была огромной и всепоглощающей. Моя черная Принцесса владела мною целиком и полностью, а я в той же мере обладал ею. Я жадно наслаждался ею. Её совершенной красотой, грациозностью движений, безупречностью манер. Я любовался её идеальным телом, нежной кожей, упивался музыкой её чарующего голоса... Пусть это звучит банально и избито , но кто может передать на бумаге свои чувства лучше. Есть описания, которые можно считать стандартными; описания весны, солнечного дня и любви…

Море дарило нам свои самые прекрасные лунные ночи, осыпало нас бриллиантами звезд. Солнце всходило для нас, чтобы вернуть к действительности, и заходило за горизонт, уступая место морю, которое дарило нам.... Время останавливалось для нас и в то же время летело с непомерной быстротой. Берега туманного Альбиона с каждым днем неумолимо приближались...

Мэри рассказала мне о себе. Поверите ли, но она оказалась дочерью...Впрочем, вы все равно не поверите. После окончания университета в Великобритании она вернулась домой. Её папа решил, что дочь обязана остаться на родине, хотя сама Мэри совсем не разделяла его убеждений. Отец стремился удержать свою дочь любыми путями, но она решилась на побег. В этом ей помог её преданный друг, офицер из папиной охраны. Именно он, рискуя своими погонами и, возможно, чем-то ещё, доставил Мэри в соседнюю страну, (их страна не имеет выхода к морю) и самолично провел на судно, позаботившись, чтобы Мэри была единственной нелегальной пассажиркой. Конечно, меня волновал вопрос, как она планировала провести свое путешествие, если бы её нашёл не я. Всегда хочется быть единственным и неповторимым, черт побери. По её словам, она просто собиралась по выходу в море заявиться лично к капитану и купить его с потрохами, а если понадобится – то и всю команду. Впрочем, мне это не представляется невозможным. Ну и, заявила Мэри как само собой разумеющееся, она претендовала бы на отдельную каюту. Остальное её абсолютно не интересовало. В смысле проблем с иммиграционными властями.

Её лондонский дружок ( не такой бедняга, как оказалось) все легко уладит. Всё уладит…

В общем, повода переживать или беспокоиться у моей принцессы не возникало с момента, когда она приняла решение. Впрочем, я думаю, это привычно для неё – ни о чём не беспокоиться…

А я? Думал ли я тогда о возможных последствиях –для меня- если тайна моей закрытой каюты раскроется? Я могу с уверенностью сказать – не думал. Тревог и переживаний в моей душе было не больше, чем у Деда Мазая, когда тот с душевной теплотой и нежностью в который раз пересчитывал дрожащих от пережитого зайцев в своей лодке.

Моряки суеверны. И для многих моряков не секрет, что море – живое. Моряки любят его, и оно отвечает взаимностью. Оно внимательно следит за всеми нами, и за каждым в отдельности, проникая в самые сокровенные уголки нашего сознания. Оно может быть щедрым, благодарным, но порой может и жестоко наказать подвластных ему людей. Бывало, в шторм, в качку моряки косились друг на друга, и вздыхая укоризненно говаривали : “Ох, кто-то нагрешил!” Под подозрение попадали обычно самые молодые, и они оправдывались, недоуменно разводя руками: “Да вроде не грешил я… И времени-то в порту не было – грешить…”

- В порту – не было… А что, буфетцица в порту разве осталась?
-При чем здесь буфетчица? Я –то тут причем? – предательски краснел, смущаясь, виновник непогоды….

Присутствие на борту женщины – кроме тех, правда, которым положено быть согласно штатного расписания – буфетчиц, поварих и докторш, тоже могло быть причиной многих неприятностей.

Вина за любые поломки в машинном отделении, инциденты при погрузке-выгрузке, ошибки судоводителей и банальную непогоду ложилась тяжким бременем на хрупкие женские плечи….

С давних времен считалось, что женщина на корабле или судне притягивает беду. Разумеется, никто и никогда не обвинил бы вслух ничего не подозревающую представительницу прекрасного пола.

Заканчивался “несчастливый” рейс, сходила на берег и уезжала домой чья-то довольная супруга. Капитан строго заявлял, что пока он на борту, ни одна жена больше в рейс не пойдет, и неприятности заканчивались. Таковы отголоски вековых флотских традиций, основанных на суевериях…

Это я к тому, что моих грехов хватило бы на пару крепких ураганов, тайфун и цунами как минимум… Однако море благоволило нам. Возможно, оно наслаждалось, глядя на парочку влюбленных, обнимающихся на крыле мостика тихими, звёздными ночами. Порой оно отводило, смущенно, свои бездонные глаза… Верно, морю было это угодно и оно хранило наш покой.

Оставшиеся дни перехода были омрачены неизбежностью скорого расставания. Звала ли она меня с собой? Конечно, звала. Моя ли вина в том, что я…нашел в себе силы остаться на судне? Или не нашел в себе сил последовать за ней…

Всё закончилось с нашим приходом в порт. Унылая, мутная река Темза… Море простилось с нами, осталось по корме. Мы пришвартовались вечером. А ночью я проводил Мэри. Её дружок ждал за воротами порта в шикарном лимузине. Мэри позвонила ему накануне днем, когда я был на вахте.

Дружок вежливо переждал наш долгий прощальный поцелуй, уныло глядя через открытую дверцу автомобиля.

Вот и всё. Море простило меня , хотя ещё долго хмурилось. Я пережил это расставание, не первое и не последнее…

Через три месяца закончился контракт, я вернулся в Одессу. Были звонки, несколько писем. Через полгода Мэри родила мальчика. В письме она спрашивала, догадаюсь ли я, каким именем она его назвала. Я догадался. Папа её простил, разрешил жить в Англии и она вернулась домой. Больше писем не было.

Что было дальше? Дальше были новые контракты. Вот только в Африку и Англию зайти не удавалось. Море, видимо, не пускает. Ещё сердится.

Порой на вахте, тихой, лунной ночью я вспоминаю то, что было не так много лет назад; а иногда вздрогну – когда покажется, что в капитанском кресле сидит моя ночная фея…

Эту историю я долго хранил в тайне. Потом, правда, рассказал одному приятелю-матросу, и он даже, кажется, поверил.

                                                          Конец